Кит закрыл глаза и прочел молитву.
Робби закрыл глаза и проклял весь мир.
Бойетт отступил на шаг, сел на покрышку от трактора и начал тереть виски.
Фред продолжал снимать, как Аарон Рей по указанию Робби осторожно достал из ящика одежду. Она хорошо сохранилась, хотя и оказалась потертой по швам, а кое-где ее покрывали пятна. Голубая с желтым блузка с бахромой и большой отвратительной дырой, проделанной, вероятно, насекомыми. Короткая белая юбка, вся в пятнах. Коричневые босоножки. Темно-синий бюстгальтер и трусики. И две пластиковые карты — водительские права и кредитка. Все вещи Николь аккуратно сложили около могилы.
Бойетт вернулся в пикап и, сев на переднее сиденье, сильно тер виски. Следующие десять минут Робби отдавал распоряжения и составлял план действий. Были сделаны десятки фотографий, но больше ничего трогать не стали. Они находились на месте преступления, и заняться им предстояло местным властям.
Еще через несколько минут, оставив Аарона и охранника у могилы Николь, четверо мужчин отправились в обратный путь по Руповой горе.
К десяти утра стоянка у похоронного бюро «Лэмб и сын» была забита машинами, а те, что на ней не уместились, заполонили обе стороны улицы. Чтобы проститься с Донти, люди пришли в своих лучших нарядах и, выстроившись по три-четыре человека в ряд в длинную очередь, которая начиналась у входа в зал для прощания, шла через всю лужайку и дальше по улице, где поворачивала за угол. На лицах были написаны скорбь и гнев, усталость и тревога за то, что ожидало их маленький тихий город. Сирены, петарды, выстрелы и возбужденные крики на улицах к рассвету постепенно стихли, предоставив городу несколько часов на отдых. Однако все понимали, что в пятницу и выходные Слоун наверняка захлестнут новые волнения.
Пришедшие видели по телевизору отталкивающее лицо Бойетта и слышали его ужасное признание. Они сразу ему поверили, поскольку никогда не считали Донти виновным. Еще предстояло многое выяснить, и если девушку действительно убил Бойетт, то кому-то придется жестоко заплатить за казнь Донти Драмма.
В штате полицейского управления Слоуна насчитывалось восемь чернокожих сотрудников, и все они вызвались дежурить у похоронного бюро. Хотя большинство давно не спали и валились с ног от усталости, все считали своим долгом отдать дань уважения Донти. Полицейские оцепили площадку перед входом в зал для прощания и перекрыли улицу, направляя движение в объезд. Но главное, им удалось отсечь журналистов, которых они собрали в группу и держали в квартале от места событий.
Наконец, Губерт Лэмб открыл дверь и, поздоровавшись с собравшимися, попросил их оставить запись в книге памяти. Толпа медленно двинулась, не проявляя никакой спешки. Чтобы проститься с Донти, потребуется неделя, и времени выразить соболезнование было достаточно.
Он лежал в главном зале в открытом гробу, утопавшем в цветах. Рядом на подставке стояла его увеличенная фотография — красивый восемнадцатилетний парень в галстуке и пиджаке. Снимок был сделан за месяц до ареста, в выпускном классе. Донти улыбался, все еще мечтая, что будет играть в футбол. В глазах светилась надежда и жизнелюбие.
Члены семьи стояли у гроба, где собрались час назад, и постоянно дотрагивались до него и плакали, хотя и старались держать себя в руках и не проявлять слабости.
Добравшись до места, где они оставили часть группы, Робби рассказал Карлосу и другим о последних событиях. Брайан Дей хотел немедленно отправиться к могиле и все заснять до приезда полиции, но Робби сомневался, что это будет правильно. Они отчаянно спорили, хотя оба понимали: будет так, как скажет Робби. Фред Прайор по сотовому пытался связаться с шерифом округа Ньютон. Марта Хендлер говорила по телефону с Аароном и делала записи. Неожиданно раздался громкий пронзительный крик боли — Бойетт упал на землю и стал биться в судорогах. Пастор опустился возле него на колени, а остальные беспомощно наблюдали за происходящим. На лицах было написано недоумение. Примерно через минуту приступ отступил, судороги стихли. Бойетт, обхватив голову руками, стонал от боли. А потом показалось, что он умер, внезапно обмякнув и замерев. Кит немного подождал и, тронув его за плечо, спросил:
— Тревис, ты меня слышишь?
Судя по всему, Бойетт не слышал, поскольку не отреагировал.
— Давайте избавим его от мучений, — предложил Робби. — Один удар по голове — и все. Тут рядом как раз есть освободившаяся могила.
— Как не стыдно, Робби! — возмутился пастор.
Судя по всему, остальным предложение Робби пришлось по вкусу. Однако все отошли назад и вскоре занялись своими делами. Прошло пять минут. Бойетт не шевелился. Кит наклонился и пощупал пульс. Он был ровным, но слабым. Через несколько минут пастор обратился к Робби:
— Я думаю, это серьезно. Он без сознания.
— Я не хирург, Кит. Что я могу сделать?
— Ему нужна медицинская помощь.
— Ему нужны похороны, Кит. Почему бы не отвезти его обратно в Канзас и не похоронить там?
Пастор поднялся и подошел к Робби:
— Это уже чересчур, вы не находите?
— Извините, Кит. Может, вы не заметили, но сейчас у нас много дел. И Бойетт не входит в число моих приоритетов.
— Вы не можете оставить его здесь умирать.
— Почему? Он и так уже почти мертв, разве нет?
Бойетт издал стон, по телу опять пробежала судорога, и он снова застыл без движения.
Кит с трудом сглотнув, сказал:
— Ему нужен врач.
— Отлично! Так найдите его!