Губернатор стоял перед телевизором у себя в кабинете в окружении Уэйна и Барри. Он собирался поиграть в гольф и уже переоделся для этого, но заняться спортом в тот день ему было не суждено. Дождавшись паузы в выступлении Робби, губернатор спросил:
— Это правда?
Уэйн солгал первым:
— Не знаю. В тот день происходило так много событий, на электронную почту слали обращения все кому не лень.
Барри решил не отставать:
— Я впервые об этом слышу.
— Кто-нибудь видел эту запись, когда она пришла? — спросил губернатор, явно начиная злиться.
— Не знаю, босс, но мы выясним, — заверил Барри.
Губернатор перевел взгляд на экран телевизора, лихорадочно прикидывая, какими неприятностями это может обернуться. Робби продолжал:
— Даже публично отказавшись проявить милосердие, губернатор имел возможность пересмотреть свое решение и остановить казнь. Но он отказался.
— Мерзавец! — прошипел губернатор и проревел: — Разберитесь во всем! И немедленно!
Карлос закрыл крышку ноутбука, и экран погас. Робби полистал блокнот, проверяя, все ли сказал, и, понизив голос, произнес:
— В заключение хочу обратить ваше внимание, что наконец случилось то, о чем давно предупреждали противники смертной казни. Мы всегда боялись, что наступит день, когда ни у кого не останется никаких сомнений: смертный приговор приведен в исполнение в отношении невиновного. Невиновных казнили и раньше, однако ввиду отсутствия неопровержимых доказательств полной уверенности в этом не было. В случае с Донти такие доказательства есть. — Робби сделал паузу и обвел взглядом зал, в котором царила полная тишина. — В самом ближайшем будущем вы станете свидетелями новой лжи и увидите, как начнут перекладывать вину друг на друга. Я только что перечислил вам имена и показал лица людей, которые несут за это ответственность. Не допустите, чтобы это сошло им с рук, как бы они ни выкручивались. Такое не должно повториться! Мы имеем дело не со случайной ошибкой, а с умышленным и намеренным нарушением прав Донти Драмма. Пусть земля ему будет пухом. Спасибо.
Не дожидаясь вопросов, Робби спустился с подиума и взял за руку Роберту Драмм. Она поднялась и на негнущихся ногах вышла на подиум. Робби встал рядом. Роберта чуть наклонила микрофон вниз и сказала:
— Меня зовут Роберта Драмм. Донти был моим сыном. Мне очень трудно сейчас говорить. Вся наша семья скорбит, и мы переживаем настоящее потрясение. Но я умоляю вас и призываю всех жителей города прекратить насилие. Не надо больше никаких поджогов, камней, драк и угроз. Пожалуйста, остановитесь! Так ничего изменить нельзя. Да, нам очень больно, и мы все испытываем гнев. Но насилие не является решением. Я призываю свой народ сложить оружие, проявить уважение и покинуть улицы. Насилие только оскорбляет память моего сына.
Робби проводил ее обратно на место и, улыбнувшись журналистам, сказал:
— А теперь я готов ответить на ваши вопросы.
Мэтью Бернс приехал к Шредерам на поздний завтрак, и они угостили его блинами с сосисками. Мальчишки быстро поели и убежали к своим видеоиграм. Дана приготовила кофе и начала убирать со стола. Разговор зашел о пресс-конференции. О том, как блестяще выступил Робби и как достойно держалась Роберта. Мэтью стал расспрашивать о пожарах и насилии в Слоуне, но Кит мало что видел. Он чувствовал, что в городе очень неспокойно, ощущал в воздухе запах дыма, слышал, как кружит полицейский вертолет, но самого города практически не видел.
За кофе все принялись обсуждать невероятное путешествие пастора и прикидывать, где мог находиться Бойетт.
Однако Кита интересовало другое, и Мэтью заранее подготовился к разговору.
— Итак, советник, какие мне грозят неприятности? — не выдержал пастор.
— Конкретной статьи, предусматривающей наказание за помощь осужденному в нарушении условий досрочного освобождения, нет. Но все равно это нарушение закона. Соответствующая статья уголовного кодекса называет это противодействием отправлению правосудия, и под нее подпадают деяния, которые не поддаются конкретному описанию. Вывозя Бойетта за пределы штата и зная, что он не имел права его покидать, ты нарушил закон.
— Насколько это серьезно?
Мэтью пожал плечами и поморщился, размешивая сахар в кофе.
— Это — преступление, но к серьезным оно не относится. Обычно мы не придаем ему особого значения.
— «Мы»? — переспросила Дана.
— Прокуратура. Оно подпадет под юрисдикцию окружного прокурора, то есть не моего ведомства, а другого. Я ведь работаю в городской прокуратуре.
— Неужели это преступление? — не верил Кит.
— Возможно. Судя по всему, о твоей поездке в Техас здесь, в Топеке, никто не знает. Тебе удалось избежать объективов камер, и твое имя не упоминалось в прессе.
— Но ты-то знаешь об этом, Мэтью, — возразила Дана.
— Знаю, и формально я, наверное, должен сообщить об этом в полицию и выдать тебя. Однако мы чрезвычайно заняты. У нас столько работы, что мы вынуждены самостоятельно отбирать то, чем заниматься. На такое правонарушение ни один прокурор не захочет отвлекаться.
— Но Бойетт стал знаменитостью, — сказала Дана. — И наверняка какой-нибудь репортер докопается до истины — это только вопрос времени. Он нарушил условия выхода на свободу, и его лицо три дня не сходит с экрана телевизора.
— Но кто может связать Бойетта с Китом?
— Несколько человек в Техасе, — ответил пастор.
— Верно, но я сильно сомневаюсь, что их волнует происходящее в нашем штате. И потом, разве они не на нашей стороне?