— Его волнуют только рейтинги, — добавил Кербер.
— Надо же, как мы занервничали! — насмешливо произнесла она.
Шон Фордайс, ведущий нью-йоркского шоу на кабельном телеканале, специализировался на смертных казнях. Он был рупором тех, кто придерживался крайне правых взглядов, и неизменно выступал за смертную казнь, право на владение огнестрельным оружием, самые жесткие меры по отношению к незаконным иммигрантам. Особенно часто он обрушивался с нападками именно на них, поскольку они представляли гораздо более удобную и безопасную мишень, чем люди с темной кожей. Сама тема вряд ли вызвала бы большой интерес, но Фордайс напал на золотую жилу, когда решил показывать семьи жертв в момент приготовления к присутствию на казни. Он стал знаменитым, когда его технические специалисты сумели спрятать крошечную камеру в оправе очков, которые носил отец маленького мальчика, убитого в Алабаме. Так мир впервые увидел приведение приговора в исполнение, и все права на эту запись принадлежали Шону Фордайсу. Он снова и снова запускал ее в эфир, снабжая комментариями, подчеркивая, что процедура была мирной и безболезненной, чего никак не заслуживал жестокий убийца.
Против Фордайса возбудили дело в штате Алабама, семья казненного тоже подала иск. Ему угрожали цензурой и смертью, но он благополучно пережил все неприятности. Обвинения ни к чему не привели, поскольку в его действиях не удалось найти состава преступления. Прошло три года, и он не только сохранил работу, но и еще больше повысил рейтинг своего низкопробного шоу. И вот теперь он приехал в Слоун и готовил очередную передачу. Ходили слухи, что за эксклюзивное интервью он заплатил Риве пятьдесят тысяч долларов.
— Пожалуйста, Рива, подумайте еще раз, — попросил Коффи.
— Нет, Пол. Сразу отвечу — нет! Я делаю это ради Николь, ради своей семьи, ради других жертв. Мир должен увидеть, что это чудовище сделало.
— И чего вы добьетесь? — не отступал Коффи. Он и Кербер отказались разговаривать с журналистами из съемочной группы Фордайса.
— Может, удастся изменить закон.
— Но закон работает, Рива. Конечно, потребовалось больше времени, чем нам всем хотелось бы, но девять лет — меньше, чем могло бы быть!
— Господи Боже, Пол, я не верю своим ушам! Вы даже не представляете, какими ужасными были для меня эти девять лет!
— Это верно, и я даже не пытаюсь представить, как много вам пришлось пережить. Но в четверг вечером кошмар не закончится. — Он бы вообще никогда не закончился, будь это в силах Ривы.
— Вы понятия не имеете, Пол! И мой ответ — нет! Нет, нет и еще раз нет! Я дам интервью, и шоу состоится. Пусть весь мир узнает, каково это!
Они и не рассчитывали, что им удастся ее переубедить, так что не удивились ответу. Когда Рива Пайк принимала решение, дальнейшие уговоры теряли смысл. Лучше было переключиться на другую тему.
— Как скажете, — согласился Коффи. — Вам с Уоллисом никто не угрожает?
Она улыбнулась.
— Нет, Пол. Мы никого не боимся. У нас дома полно оружия, и все соседи настороже. Каждая машина, которая появляется на улице, изучается через оптический прицел. Для тревоги нет оснований.
— Сегодня в полицейский участок поступило несколько звонков, — сказал Кербер. — Как всегда анонимных, с угрозой устроить беспорядки, если казнь состоится.
— Я уверена, вы с этим справитесь. — Судя по беззаботному тону, Риву это явно не волновало. После бесконечной войны, которую вела эта женщина, она больше ничего не боялась.
— Думаю, до конца недели стоит подержать у вашего дома патрульную машину, — сказал Кербер.
— Делайте, как считаете нужным. Мне все равно. Если черные устроят беспорядки, то наверняка не здесь. Разве обычно они не начинают с того, что поджигают свои собственные дома?
Мужчины пожали плечами. Им ни разу не приходилось сталкиваться с расовыми волнениями — до сих пор они благополучно обходили Слоун стороной. Обычно подобные волнения ограничивались районами гетто.
Они еще немного поговорили, а потом настало время прощаться. Они снова обнялись и пообещали друг другу встретиться в четверг в тюрьме Хантсвилля. Это будет великий момент! Конец долгих мучений! Торжество справедливости!
Робби Флэк припарковался на повороте возле дома Драммов и собрался с силами для предстоящей встречи.
— Сколько раз вы уже здесь были? — поинтересовалась его пассажирка.
— Сам не знаю. Наверное, сотни. — Он открыл дверцу и вышел. Пассажирка последовала его примеру.
Ее звали Марта Хендлер, и она вела журналистское расследование. Марта была фрилансером, и время от времени ее статьи публиковали крупные журналы. Впервые она приехала в Слоун два года назад, когда разразился скандал с Полом Коффи, и после этого уже не могла оставаться в стороне от дела Драмма. Они с Робби провели много времени, работая вместе, и их отношения вполне могли бы получить дальнейшее развитие, не будь он так привязан к своей нынешней подруге, которая была на двадцать лет моложе него. Марта уже давно не верила в постоянство мужчин, но им обоим пока удавалось не переступать черту, несмотря на явно ощущавшийся друг к другу интерес.
Сначала она заявила, что пишет книгу о деле Драмма. Потом была большая статья для «Вэнити фэр». Затем для «Нью-йоркера». Затем последовал сценарий для фильма, продюсером которого должен был стать один из бывших мужей Марты, живший в Лос-Анджелесе. По мнению Робби, она была неплохой писательницей с изумительной памятью на факты, но страдала от собственной неорганизованности. Он оговорил себе право наложить вето на ее конечный продукт, если что-то ему не понравится, а в случае успеха часть прибыли должна была пойти ему и семье Драмм. После двух лет знакомства Флэк перестал рассчитывать на какие-либо деньги, но Марта ему по-прежнему нравилась. Она обладала чувством юмора, почти ничего не понимала в деле, но принимала его очень близко к сердцу и испытывала искреннюю ненависть почти ко всем, кого встречала в Техасе. Кроме того, Марта могла поглотить огромное количество виски и играть в покер глубоко за полночь.