— У него серьезные проблемы, но, боюсь, он понимает, что происходит.
— Значит, для оптимизма нет никаких оснований.
— Я — защитник по уголовным делам, судья. Оптимизм не входит в мой арсенал.
Судья Генри, не спускавший глаз с Робби, отвернул, наконец, крышку с бутылки с водой и сделал глоток.
— Что ж, ладно. Я позвоню губернатору, — произнес он, будто это могло что-то изменить. На самом деле не могло. В офис губернатора сейчас звонили многие, в том числе и люди Робби.
— Спасибо, судья, только не возлагайте на это особых надежд. Губернатор еще ни разу не останавливал казнь. Более того, он хочет ускорить приведение смертных приговоров в исполнение. Ом намеревается баллотироваться в сенат и считает голоса еще до того, как позавтракает. Он двуличный и тупой головорез, жалкий и трусливый ублюдок, которого ждет блестящее будущее в политике.
— Так ты за него не голосовал?
— Нет. Но все-таки позвоните ему.
— Я это сделаю. Через полчаса встречаюсь с Полом Коффи и обсужу с ним это. Не хочу, чтобы он узнал об этом от других. Я также переговорю с журналистами. Пусть о моем отрицательном отношении к этой казни станет известно.
— Спасибо, судья. Но почему именно сейчас? Мы могли бы поговорить об этом деле и год назад, и пять. Сейчас уже слишком поздно, чтобы как-то повлиять на ситуацию.
— Год назад ситуация была другой. Существовал шанс, что федеральный суд обжалует приговор суда первой и апелляционной инстанций или назначит новые слушания. Я не знаю, Робби. Наверное, мне следовало вмешаться раньше, но это дело не было моим. Я занимался другими.
— Понимаю, судья.
Они пожали друг другу руки, прощаясь. Робби вышел через запасной ход, чтобы не натолкнуться на какого-нибудь адвоката или клерка, желающего поболтать. Шагая по пустому коридору, он старался вспомнить, кто еще из выборных лиц Слоуна или округа Честер выступил в поддержку Донти Драмма, но кроме одного чернокожего члена муниципального совета так никого и не вспомнил.
Долгих девять лет Флэк вел борьбу в одиночку. И теперь его ждало поражение. Телефонный звонок кузена крупного спонсора избирательной кампании не предотвратит казнь в Техасе. Судебная машина здесь слишком хорошо отлажена, и остановить вращение ее жерновов не представлялось возможным.
На лужайке перед главным входом рабочие устанавливали трибуну. Несколько полицейских нервно перебрасывались словами, наблюдая за прибытием первого церковного автобуса. Из него вышли с десяток афроамериканцев и направились через лужайку мимо мемориала героям войны. Добравшись до места, они расселись на складных стульях и приготовились ждать. Митинг, или марш протеста — или как еще он там назывался, — был запланирован на полдень.
Робби предложили выступить, но он отказался, не представляя, что мог бы сказать, не распалив толпу еще больше. Он опасался обвинений в подстрекательстве и разжигании страстей — смутьянов хватало и без него.
По словам Карлоса, которому было поручено следить за реакцией общественности через Интернет, в последние дни объем трафика резко возрос, а напряжение в блогах и комментариях просто зашкаливало. Акции протеста были запланированы на четверг в Остине, Хантсвилле и Слоуне, а также в студенческих городках по меньшей мере двух техасских университетов, где учились афроамериканцы.
— Устройте им настоящий ад! — пожелал собравшимся Робби, отъезжая на машине.
Кит приехал в больницу пораньше и совершил традиционный обход. В больнице сейчас находилось шесть прихожан церкви Святого Марка. Он посетил всех, сказав каждому несколько утешительных слов, подержал за руки во время молитвы, а затем отправился к мистеру Бойетту, чтобы отвезти того в прокуратуру.
Однако события стали разворачиваться вовсе не так, как он рассчитывал. Мистера Бойетта в больнице уже не было. По словам медсестры, когда к нему в палату заглянули в шесть утра, его кровать была аккуратно заправлена, халат лежал возле подушки, а трубки от капельницы были аккуратно намотаны на подставку. Через час позвонили из Анкор-Хауса и сообщили, что Тревис Бойетт вернулся домой, и просили передать доктору, что с ним все в порядке. Кит отправился в Анкор-Хаус, но Бойетта там не оказалось. Смотритель сказал ему, что по средам Бойетт не работал. Никто не знал, где он и когда вернется. По дороге к церкви Святого Марка Кит пытался успокоиться, убеждая себя, что Бойетт обязательно объявится. Но потом разозлился на свою глупость, что поверил убийце, серийному насильнику и патологическому лжецу. Преподобный Шредер всегда старался найти что-то хорошее в каждом человеке, с которым знакомился и общался, но тут он вдруг с ужасом понял, что с Бойеттом проявил непростительную мягкость. Он явно переусердствовал, выказывая понимание и даже сострадание. Этот человек убил семнадцатилетнюю девушку только ради удовлетворения похоти, а теперь, судя по всему, с удовольствием наблюдал, как за его преступление казнят невиновного. Одному Богу известно, сколько других женщин он изнасиловал…
Войдя в церковь, Кит был вне себя от злости.
— Доброе утро, пастор, — радостно приветствовала его оправившаяся от простуды Шарлотт Джангер, на что Кит отреагировал почти грубо:
— Я буду в кабинете, но ни с кем меня не соединяй. Я на месте только для мужчины по имени Тревис Бойетт. Это понятно?
— Да, сэр.
Он закрыл дверь, снял пальто и позвонил Дане поделиться последними новостями.
— Значит, он снова на свободе? — спросила она.