Прошел час, и люди стали расходиться. Роберта с семьей задержались под тентом. Они молча наблюдали, как на крышку гроба падает земля. Робби остался с ними до самого конца, хотя и не был членом семьи. Кроме него, посторонних не было.
В среду в семь вечера состоялось закрытое заседание городского совета Слоуна, на котором решалась судьба детектива Дрю Кербера, которого известили об этом, но не пригласили. Двери заперли, и в зале находились только шесть членов совета, мэр, прокурор города и секретарь. Единственный чернокожий член совета мистер Варнер сразу потребовал немедленно уволить Кербера и единогласно осудить позицию, которую они как члены совета заняли при разбирательстве дела Донти Драмма. Тут же стало ясно, что никакого единодушия проявлено не будет. После непростого обсуждения было решено временно воздержаться от каких бы то ни было резолюций. Решение таких деликатных вопросов требовало взвешенного подхода.
Прокурор города предостерег от немедленного увольнения Кербера. Как всем отлично известно, мистер Флэк подал чудовищный иск на город, и увольнение Кербера будет равнозначно признанию городом своей вины.
— Мы можем отправить его в отставку досрочно?
— Он прослужил в полиции всего шестнадцать лет, а для досрочной отставки этого мало.
— Но нам нельзя оставлять его в полиции.
— А что, если перевести его в Управление паркового хозяйства на год или два?
— Но тогда он не понесет наказания за свое поведение с Драммом.
— Верно. Его надо уволить!
— Насколько я понял, мы, представляя город, собираемся оспорить обвинения Флэка. Мы что, серьезно собираемся заявить, что не несем никакой ответственности?
— На этом настаивают наши страховые адвокаты.
— Так увольте их и найдите кого-нибудь, имеющего здравый смысл.
— Мы должны признать, что наша полиция допустила ошибку, и урегулировать вопрос. И чем скорее, тем лучше!
— А почему вы так уверены, что наша полиция допустила ошибку?
— Вы разве газет не читаете? Или у вас нет телевизора?
— Мне не кажется это столь очевидным.
— Да вы просто никогда не видите очевидного!
— Я не позволю вам говорить в таком тоне!
— Да ради Бога! Если вы действительно считаете, что мы должны выступить против семьи Драмм, то просто расписываетесь в своей некомпетентности и должны подать в отставку!
— Я готов подать в отставку!
— Отлично! И не забудьте прихватить с собой Кербера!
— На Кербера жаловались уже очень давно. Его вообще нельзя было брать в полицию и следовало уволить пять лет назад. И если он все еще служит, то это вина города, что наверняка будет озвучено в суде. Так ведь?
— Вне всякого сомнения.
— В суде? Здесь есть желающие довести дело до суда? Если так, то им надо пройти тест на определение коэффициента умственного развития.
Перебранка продолжалась два часа, и в запале все шесть членов совета часто говорили одновременно, не слушая друг друга. Прозвучало немало оскорблений и угроз, и консенсуса так и не достигли, хотя большинство, судя по всему, склонялось к мнению: суда следует во что бы то ни стало избежать.
Наконец перешли к голосованию. Трое выступили за увольнение Кербера, а трое хотели подождать дальнейшего развития событий. При равенстве голосов решающее слово осталось за мэром, и он проголосовал за увольнение. Детективы Джим Моррисси и Ник Нидхэм, принимавшие участие в марафонском допросе, завершившемся роковым признанием, перевелись в полицейские участки больших городов и давно уехали из Слоуна. Нынешний начальник полиции Джо Редфорд девять лет назад был заместителем и практически не принимал участия в расследовании. Его, впрочем, тоже предложили уволить, но это предложение не прошло.
Мистер Варнер поднял вопрос о применении слезоточивого газа в Сивитан-парке в прошлый четверг и потребовал осуждения этой акции городским советом. После часового горячего обсуждения решили вернуться к этому вопросу позже.
В среду вечером на улицах города было тихо и спокойно. После недели собраний и акций протестов, иногда выходивших за рамки закона, демонстранты и бунтари — как бы они себя сами ни называли — устали. Они могли сжечь весь город и на целый год парализовать его жизнь, но Донти все равно останется лежать в могиле на Гринвудском кладбище. В парк Вашингтона по-прежнему приходило много людей выпить пива и послушать музыку, но уже никто не хватался за камни и не проклинал полицию.
В полночь, следуя приказу, подразделения Национальной гвардии быстро и тихо покинули город.
Рано утром в четверг по электронной почте Киту Шредеру поступил вызов явиться к епископу, подтвержденный коротким телефонным разговором, в котором не обсуждалось ничего существенного. В девять часов Кит и Дана снова оказались в машине, но на этот раз они направились на юг по 35-й автостраде в сторону Уичиты. Сидя за рулем, пастор вспоминал, как всего неделю назад ехал по этой же самой дороге и слушал ту же радиостанцию, только тогда рядом сидел совсем другой пассажир. Ему удалось убедить Дану, что Бойетт вполне способен ее выследить и захватить. Учитывая, что Бойетта арестовывали много раз, он явно не относился к неуловимым преступникам, но пока оставался на свободе, Кит не хотел рисковать и выпускать жену из виду.
Пастор совсем забросил свои текущие дела по церкви. Благотворительная работа Даны и список дел в ее ежедневнике тоже могли подождать. Сейчас все их мысли занимала только безопасность семьи. Будь у Шредеров возможность и деньги, они взяли бы детей и отправились в дальнее путешествие. Дана беспокоилась за мужа. Он стал свидетелем ужасных событий, и пережитое будет преследовать его всю жизнь. Хотя он никак не мог повлиять на них и остановить казнь, эта трагедия давила на него тяжким бременем. Он не раз повторял, каким грязным ощутил себя после увиденного, как ему хотелось найти душ и смыть пот, въевшуюся грязь и чувство вины. Он плохо спал и мало ел, а когда возился с детьми, было видно, насколько трудно ему изображать веселье. Кит ушел в себя, и, хотя миновало уже несколько дней, боль не утихала. Казалось, он забыл даже о церкви — ни разу не заговорил о проповеди или предстоящей в воскресенье службе. На его рабочем столе скопилось множество напоминаний о телефонных звонках, на которые следовало ответить. Сославшись на головную боль, он попросил помогавшего ему священника подменить его на традиционном ужине с прихожанами в среду. У него никогда не болела голова, и никогда раньше он не оказывался больным и не просил его подменить. Все время он тратил на чтение материалов по делу Драмма и о смертной казни, смотрел передачи по кабельному телевидению, а некоторые фрагменты пересматривал по нескольку раз. С ним явно творилось что-то неладное.